Articles - January 2013
Lena and Lena
On Elena Fanailova’s “Lena and Lena” [read the poem in English and in Russian]
How do poets write themselves into their work? It would seem a question with a predictable answer. Either they do, following a Byronic model of controlled image-making and seductive self-fashioning, or they don’t, keeping confession or self-advertising carefully at bay. The latter model of studied impersonality, while not dominant in the twentieth century, had powerful proponents, from Eliot and Pound onward, and it still strikes some as more intellectual, more philosophical, more serious. Not to mention more masculine.
Which is where Elena Fanailova and a host of women poets before her come in. The expectation of intimacy from women poets, which was played to perfection by Russian poets from Anna Akhmatova onwards, makes all self-revelation or even its absence marked. Some women poets play to these expectations with wit and considerable charm (Vera Pavlova), others protect themselves with pseudonyms and extreme forms of anonymity (Nika Skandiaka). Still others have devoted immense energies to translation and scholarship (Olga Sedakova, Anna Glazova), giving their poetry an intellectual heft also usually denied women.
Fanailova repudiates these choices altogether, nowhere more powerfully than in her latest long poem, “Lena and Lena.” By putting her own name into the poem’s title, but doubling it, she returns to the reader our desires to know the poet’s life, confronting us directly in the poem’s sex scenes. She implies that wanting to know how the poet writes is strangely similar to wanting to know how she has sex: in what positions, with what degree of pleasure, and always, always, with whom. But the poem is more deeply about relationships and friendship, about the ways in which we connect to others who seem similar — who have our same name, or share our interests — but are in their experiences, their ethical choices, and their desires, utterly other.
Fanailova has raised these paradoxical issues in “Lena, or The Poet and the People” (“Lena i liudi,” translated into English in Aufgabe, 2009). The earlier poem, like the one published here, features two women named Lena: the speaker, a poet, and another Lena, a night-store clerk, from whom the poet Lena buys her late-night supplies of food and alcohol. The clerk finds the poetry by Lena hard to understand, written, as she says, for an insider group. But in the new poem, translated here, “Lena and Lena,” the antipode is a more idealized other, indeed in some ways a person from that inner circle, although she is from Belgrade, where the poem takes place. The international purview of “Lena and Lena” marks it as a poem of post-Soviet Russian experience as well.
The conversational, easy tone of “Lena and Lena” is a trademark in Fanailova’s later work. She has worked as a journalist, including more than a decade with Radio Liberty, and conveys well the unusual details of all these women's lives. She presents the individual cases as typical of contemporary life. We meet a Russian woman who lives and travels in the post-Soviet world of greater freedoms and greater stress; we hear stories cancer and treatment, of life’s prosaic insults and its occasional pleasures. The human-rights worker / lover subtly brings out a whole host of ethical issues that define twenty-first-century public life, but not in a way that recalls the clearly defined notions of good and evil that were the hallmark of twentieth-century Russian and Soviet literature. We are all more complicated in our behavior, judgments, desires, and disappointments, the poet suggests. In these characterizations, Fanailova challenges the expectations we bring to poetry, as opposed to prose, and yet she never loses sight of the ways in which her readers come to poems expecting the “truth” about women’s lives, and about her life in particular.
— Stephanie Sandler
1
Lena is going to Belgrade
To see her lover,
The one she met in Sarajevo
Right in the airport.
They walk around in Kalemegdan
Look at a photo exhibit
Eat in a fish restaurant
On the banks of the Danube
They don’t get as far as Zemun
And end up a little irritated, waiting:
The taxi doesn’t come right away
The center is good for long walks in September
You can’t see the effects of the bombings
But you can see the hope of joining the EU
The lightweight boats on the Danube and the Sava
The lightweight T-shirts on young people
Nights in the Balkans are hotter than in Paris,
Or so sing the musicians on Skadarlija.
People are out all night.
The neighbors hear their lovemaking at night.
They’re secretly proud of themselves,
Of their boldness, of this dalliance
They’re not children after all
She holds on to the radiator
And sees the courtyard outside
From the bedroom window
She holds on to the armchair
And sees Petr Král Street
From the hotel window
As she climaxes again and again
(He takes her from the rear)
He works at the Red Cross
She’s at an international human rights organization
They met in Customs
While waiting for their passports
They listen to Gainsbourg and Birkin
And have sex to Je t’aime
They talk a lot about work
But that doesn’t mean much
They talk a lot about childhood
But this doesn’t mean much, either
They talk a lot about the past:
Why didn’t she have children? Why isn’t she married?
Why did her husband die?
Why was he homosexual?
Who was his first woman?
How he lost his middle child on a Tel Aviv beach
Then found him with the police, nearly losing his mind in that half hour.
How he lived in Kiev when he was eighteen
In a dormitory for foreign students
Sent to the Soviet Union
As one of the best students in Palestine
How he finished graduate school in Leningrad
Who was his first woman in Russia
And how his parents later married him off at home.
How they had separate education at his school
Meeting up with girls only in the upper classes
How his father corresponded with an Englishwoman
Right up until the end of his life
He died three years ago
Sometimes she cries.
Once in that week he got drunk.
She had brought him a tiny bottle of Russian vodka.
His alcohol-induced erection was beyond belief.
He holds on to her knees
When they ride in from the airport
To the house where they are staying
He signs the receipt in the taxi
It will come in handy when it’s time to report back
They can’t get the key into the doors
It’s someone else’s entryway, a rented apartment
They had discussed the place on e-mail:
Center of Belgrade, as noisy as it is convenient
And he says: I’m sorry, my hands are shaking, you really get to me
He runs out for roses at the corner,
Forgot to buy them last night,
While she unpacks, looks around
A spacious, sunny two-room apartment
It’s the beginning of September
There’s an entryway and a kitchen
She takes off her delicate earrings
Puts on her light beige silk
Goes off to the shower
The roses smell painlessly and from afar
They don’t last long
They fade quickly enough,
Even before she departs
She gives him a quick kiss on the shoulder
He’s just barely taller
When he meets her plane
When he doesn’t quite snap her picture with his phone
When she is going through customs
He is starting to learn French
He needs it for his job
But mostly they speak English
A foreign language to both.
A couple of time she regrets being here:
When he refuses to use a condom
When he comes too fast the first time
When he confesses that he has a wife and three children
When she learns that this is his last trip to the Balkans
He’s very smart
He has military experience
And the experience of international negotiations
He’s a children’s doctor
He worked in Israel, England, Georgia
He’s very diplomatic
And very tender
That shape of personality and behavior
That she longed for in the dark
But his face wrenches out of shape
When he hears people speaking Hebrew
And hears their self-confident laughter
At the next table
Also he has pretty terrible taste
She didn’t want to bring this up
But just to give him some advice
He brought her a completely whorish red dress
And kisses her through the slit in the breast
When they dance
In the room
To Lady in Red
And leads her into the bedroom
And undoes the zipper down her back
Fucking, pure fucking until you see stars
As an instrument of cognition
They act like a couple of tourists
They buy him some shirts, her a cute summer outfit
A few souvenirs
They eat in good restaurants
Make each other breakfast
Drink coffee in bed
Listen to music
Watch a DVD of Lady Hamilton
They settle into good, smooth sex.
They laugh
If something isn’t quite right.
She says:
We’re not actors in a porn flick
So let’s rest a little
And let’s have you do that a little more gently
He goes with her to the airport
The taxi driver is listening to Bésame mucho
On the way she gets her period
He buys her pads in the airport shop
And when she crosses the first security gate
And turns around
She sees
That he
Is pointing her out proudly
To some man he just met
This is understandable:
She’s ten years younger
And not at all bad-looking
Especially at a distance
2
Lena is going to Hungary
For chemotherapy treatments.
In Moscow she found
A small lump in her armpit.
It turned out to be more serious than she thought.
She was working as a producer
In an international communications company in Iraq
Lena’s husband
Is a hotel and restaurant manager
A modest guy, knows a little Russian
Studied it in school.
He was working in Dubai
She came to visit, had a look, but said no:
There’s nothing to do there, just work,
Nothing for a Slavist or reporter,
She didn’t want a woman’s life by Islam’s rules
He went back to Belgrade
With that resume, they were glad to hire him
She was received like a queen
In any restaurant in Skadarlija
Everywhere, all deference and respect
For her, like the boss’s wife
But she carried herself modestly
Lena and Lena are going to the exhibit
Of gifts bestowed on Comrade Tito
In the former Palace of Youth
This was Boris’s suggestion.
It was laughable beyond all words.
Lena remembers
How at the last parade
When she was a Pioneer in Yugoslavia
She was wearing purple Keds with a Batman emblem
When a bomb fell right next to her
She thought: this cannot be.
Bombs were falling in Belgrade,
And then I knew why, and wherefore.
But now in this strange country
With this arrogant American woman
A reporter
With this fool
Who understands nothing
It would be stupid to die right here
She went back to Belgrade, returned to her work as a Slavist
She was translating the Oberiu writers
Kandinsky’s diary
When it dawned on her
That she needed a real man
She met him
In a movie club.
Friends introduced them.
Our wedding, Lena said, was on the Danube and Sava Rivers,
Completely as we wanted it:
Lots of flowers, we were both in white
My brother came, the one Andrei worked with,
But you know, when I got sick
And had to have chemo
My brother couldn’t speak to me
He works in Sarajevo now, in the government
Lena is telling this story
To her lover from the Red Cross
He has no comment.
But he says: she looks wonderful now
Her hair has grown back
Lena herself sees this
Lena returned from Hungary
Chemotherapy is cheaper there
The Belgrade doctors’ assessment:
Complete remission, have no fear
Lena looks a lot better than six months ago:
Her hair has grown back, she’s almost
The same brunette beauty as before.
His daughter in Canada has lymphoma
And is taking a course of steroids
He shows a picture:
A young beauty
At a Muslim wedding
Lena and Lena meet at the corner,
One of the busiest in Belgrade
They have coffee.
They text Andrei about the weather, send love
And go to the university to see Nelly.
Belgrade women
Dress beautifully.
They wear earrings and rings and bracelets
And little black dresses
And little black heels,
Even when they’re going to see the oncologist
Her lover is expecting Lena
Her husband is expecting Lena
They say good-bye on the corner with a strange feeling:
Hope? Friendship? Good will?
Unspoken love,
That catches in the throat?
In former Yugo there was a lot of oncology
After the war
Everyone drinks coffee together
In Sarajevo and Belgrade
And they don’t remember
How it was.
Not long ago a train
Started to run between the two capitals.
That’s why they still don’t like Kusturica in Sarajevo:
It’s shameful to leave the city you love.
Doesn’t matter what nationality
Your mama and papa are.
And his first screenwriter,
The biggest poet in Bosnia,
Old, proud, panting
From emphysema, thin mountain air, cigarettes, and coffee
An uncompromising anti-Soviet
Puffy old Abdullah Sidran,
He won’t speak about him
But he’s eager to talk about the camp
Where they sent his father.
In Russia it’s snowing
Slowly, as in an aquarium.
I can’t sleep, I look out the window
At the bare white trees
I remember this story
So vividly, like in a movie
Like it happened to someone else.
2010
Translator’s note: “Lena and Lena” appeared in Russian in an earlier version in the journal Zerkalo in 2010. This translation is based on a revised text provided by the poet. I take this occasion to thank her as well for comments and corrections of the translation as it evolved. For a translation of the long poem that is a predecessor to this one, see “Lena, or The Poet and the People,” in Aufgabe (Fall 2009).
1
Лена едет в Белград
На свидание к любовнику,
С которым познакомилась в Сараево
Прямо в аэропорту.
Они гуляют по Калимегдану
Смотрят фотовыставку
Обедают на Дунае
В рыбном ресторане
Не доезжая Земуна
Немного раздражаются:
Такси не сразу приходит
Город хорош в сентябре в центре для прогулок
Не видно следов бомбардировок
Видно стремление в Евросоюз
Легкие лодки на Саве и Дунае
Легкие футболки на молодежи
Балканские ночи горячее парижских,
Как поют музыканты Скадарлии.
Народ до утра гуляет.
Ночью соседи слушают их любовные крики.
Они втайне гордятся собой,
Своей смелостью, этим приключением
Они ведь уже не дети
Она держится за батарею
И видит внутренний дворик
Из окна спальной
Она держится за подлокотники кресла
И видит улицу Краля Петра
Из окна гостиной
Пока многократно кончает
(Он берет ее сзади)
Он работает в Красном Кресте
Она в международной правозащитной организации
Познакомились на таможне
Пока паспорта задержали
Они слушают Генсбура и Биркин
И трахаются под Je t’amme
Они довольно много говорят о работе
Но это мало что значит
Они довольно много говорят о детстве
Но и это мало что значит
Они много говорят о прошлом:
Почему у нее нет детей? Почему она не замужем?
Почему она похоронила мужа?
Почему он был гомосексуалистом?
Кто была его первая женщина?
Как он потерял среднего ребенка на пляже в Тель-Авиве
И потом нашел его с полицейскими и чуть не сошел с ума в эти полчаса?
Как он жил в восемнадцать лет
В Киеве в общежитии для иностранных студентов
Отправленный в Советский Союз,
Как один из лучших учеников своей Палестины?
Как он заканчивал аспирантуру в Питере
Кто была его первая женщина в России
И как его потом женили дома родители?
Как у них было раздельное обучение в школе
И с девушками они встретились только в старших классах
Как его отец-торговец до конца жизни переписывался с англичанкой
Три года назад он умер
Иногда она плачет.
Один раз за неделю он напился.
Из Шереметьево она привезла ему маленькую русскую водку.
Его алкогольная эрекция была лучше не бывает.
Он держит ее за коленки
Пока они едут из аэропорта
До чуждого дома
Расписывается за чек у таксиста
Пригодится для отчета в конторе
Не может попасть ключом в двери
Чужого подъезда, съемной квартиры
Обсуждали место по мейлу
И говорит: прости, руки трясутся, так ты меня волнуешь
Бегает за розами на перекресток,
Забыл купить накануне,
Пока она распаковывается, оглядывается
В просторной солнечной двухкомнатной
Начала сентября
С прихожей и кухней
Снимает сложные свои сережки
Надевает для жары шелковое бежевое
Отправляется в душ
Эти розы пахнут далеко и небольно
Стоят недолго
Довольно быстро увядают,
Раньше, чем она успевает уехать
Она его сразу в плечо быстро целует
Он ненамного выше
Когда встречает
Когда он не успевает снять ее на мобильник
Когда она проходит таможню
Он начинает учить французский
Он нужен ему для карьеры
Но вообще они говорят по-английски
На неродном языке для обоих.
Несколько раз она жалеет, что приехала:
Когда он отказывается от презерватива
Когда в первый раз слишком быстро кончает
Когда признается, что у него жена и трое детей
Когда выясняется, что это его последняя командировка на Балканы
Он очень умен
У него военный опыт
И опыт международных переговоров
Он детский врач
Работал в Израиле, Англии, Грузии
Он очень дипломатичен
И очень нежен
Тот рисунок личности и поведения,
Что она как-то во тьме захотела
Только лицо его перекашивает
Когда он слышит иврит
И самоуверенный смех носителей языка
За соседним столиком
И еще у него довольно плохой вкус
Она не хочет это обсуждать
Просто кое-что ему советует
Он привез ей блядское красное платье
И целует ее в вырез груди
Когда с ней танцует
В гостиной
Под Lady in read
И ведет ее в спальню
И расстегивает молнию на спине
Ебля, чистая ебля до синих огней
Как инструмент познания
Они ведут себя как пара туристов
Покупают ему рубашки, ей прелестный летний костюмчик
Несколько сувениров
Обедают в хороших ресторанах
Готовят друг другу завтраки
Пьют кофе в постели
Слушают музыку
Смотрят Леди Гамильтон на дивиди
У них устанавливается хороший ровный секс.
Они смеются,
Если что-то не получается.
Она говорит:
Мы не герои порнофильмов
Давай немного отдохнем
И давай ты будешь делать это немного нежнее
Он едет провожать ее в аэропорт
У таксиста звучит Besa me mucho
По дороге у нее начинаются месячные
Он покупает ей прокладки в аптеке аэропорта
И когда она пересекает первую линию контроля
И оборачивается
То видит,
Что он
С гордостью показывает ее какому-то
Случайному человеку
Это объяснимо:
Она на десять лет моложе
И совсем неплохо выглядит
Особенно издалека
2
Лена едет в Венгрию
Принимать химиотерапию.
В Москве она обнаружила
Маленький узел подмышкой.
Оказалось, это серьезнее, чем она думала.
Она работала продюсером
Международной телекомпании в Ираке
Муж Лены
Менеджер гостиниц и ресторанов
Скромный парень, немного знает русский,
Учил в школе.
Он работал в Дубае
Она съездила, посмотрела и отказалась:
Там нечего делать, только работать,
Но не слависту и репортеру,
А мусульманской женой она быть не хотела.
Он вернулся в Белград
Его с удовольствием взяли с таким резюме
Ее принимают как королеву
В любом ресторане Скадарлии
Везде ей почет и уваженье,
Как хозяйке
Но она держится очень скромно
Лена и Лена идут на выставку
Подарков товарищу Тито
В бывшем Дворце молодежи
По совету Бориса.
Невероятно смеются.
Лена вспоминает,
Что на последней демонстрации,
Когда она была югославской пионеркой,
На ней были фиолетовые кеды с Бэтменом
Когда рядом с нею упала бомба
Она подумала: не может быть
Бомбы падали в Белграде,
И тогда я знала их промысел.
А в этой чужой стране
С этой высокомерной американкой
Репортершей
С этой дурой
Которая ничего не понимает
Глупо было бы умереть
Она вернулась в Белград, вернулась к профессии слависта
Переводила обериутов
Дневник Кандинского
Когда она поняла,
Что ей нужен настоящий мужчина,
Она его встретила
В киноклубе.
Их познакомили друзья.
Наша свадьба, Лена говорит, на Дунае и Саве
Была совсем в нашем вкусе:
Много цветов, и оба мы были в белом
Приехал мой брат, с которым Андрей работал
Но знаешь, когда я заболела
И проходила химиотерапию
Брат совсем не мог со мной говорить
Он сейчас работает в Сараево, в правительстве
Лена рассказывает
Эту историю своему любовнику
Из Красного Креста.
Он не комментирует.
Просто говорит: она сейчас прекрасно выглядит
У нее чудесно отросли волосы
Лена и сама это видит
Лена вернулась из Венгрии
Химиотерапия там дешевле
Врачи говорят в Белграде:
Стойкая ремиссия, не сомневайтесь
Лена выглядит много лучше, чем полгода назад:
Волосы отросли, почти такая
Красотка-брюнетка, как раньше.
У его дочки в Канаде лимфома
Принимает кортикостероиды
Показывает фото:
Юная красавица
На мусульманской свадьбе
Лена и Лена встречаются на перекрестке,
Одном из самых оживленных в Белграде.
Пьют кофе.
Быстро посылают смс о любви и погоде Андрею
И идут на кафедру к Нелли.
Белградские девушки
Прекрасно одеты.
У них серьги и кольца и браслеты
И маленькие черные платья
И маленькие черные каблучки,
Даже когда у них визит к онкологу
Лену ждет любовник
Лену ждет муж
Они прощаются на углу с каким-то странным чувством:
Надежды? Приязни?
Любви, у которой нет голоса,
Он перехвачен?
В бывшей Юге много онкологии
После войны
Все пьют кофе вместе
В Сараево и Белграде
И не вспоминают,
Что оно было.
И недавно пошел поезд
Между обеих столиц.
За что в Сараево до сих пор не любят Кустурицу:
Стыдно покинуть город, который любишь.
И неважно, кто по национальности
Твои мама и папа.
И его первый сценарист,
Главный поэт Боснии
Старый, надменный и задыхающийся
От эмфиземы, горного воздуха, от сигарет и кофе
Бескомпромиссный антисоветчик
Одутловатый Абдула Сидран,
Вообще не хочет о нем говорить
Но с удовольствием рассказывает о лагере,
В котором сидел его отец.
В России идет снег
Медленно, как в аквариуме.
Я не сплю, смотрю за окно
На голые белые деревья
Я помню эту историю
Так отчетливо, как кино
Как если бы она была не со мною
